Владимиръ - федеральный патриотический журнал
Историко-духовное возрождение

Выдержки из романа «В КРУГЕ КУНДУЗСКОМ»

Операция «Западня»

«Они прошли сквозь горнило той тяжелой войны и вынесли на своих юношеских плечах всю тяжесть этого непростого, а порой и неблагодарного труда. Но на всю оставшуюся жизнь они для меня особая гордость, эталон высочайшего мужества и героизма» – генерал-полковник Скородумов А.И.

АЭРОДРОМ ГЕРАТ АФГАНИСТАН. 26 августа 1986 года – ИТОГОВЫЙ ДЕНЬ ОПЕРАЦИИ «Западня»
На взлётно-посадочную полосу аэродрома, один за другим, приземлялись вертолёты Ми-8МТ, возвращавшие из района операции боевые роты. Тем, кому повезло ‒ кто не погиб и не был ранен, ‒ предстояло возвращение бортами Ан-12 в пункт постоянной дислокации в провинцию Кундуз. Разведчики расположились вcкрай командно-диспетчерского пункта КДП на пятачке, где провели ночь перед десантированием. Они с тугой вспоминали напряжённые дни операции и выбывших боевых товарищей. Повидаться с эвакуированными в госпиталь ранеными Рустом и Сидором по возвращению в Герат Костру не удалось, и мысль о том, что встреча с ними в Афганистане уже не сулила, зело его бередила. Желая самоустраниться от мирского шума, он раскинулся в сторонке на плащ-палатке, положил за спину свой, Руста и Сидора рюкзаки, достал транзистор SANYO и, настроив его на рабочую волну, погрузился в мысли. Его удручало, что из дружной шестёрки товарищей в строю остался лишь он один. Перед глазами, друг за другом, представали пятеро друзей ‒ Руст, Сидор, Костян, Монгол и Стрела. Он вспомнил их между собой потасовку в поезде на пути в Сурхандарью, послужившую знакомству, и как всех их по прибытию в воинскую часть отобрали в учебную разведывательную роту; три тяжёлых месяца в учебке и совместное участие в череде операций Афганской войны. Вспомнились Костру драматические события прошлого дня ‒ рассказ Руста о безногом деде Ахмадулле, его поутру подрыв на мине, прошитый пулей Сидор и переданная им в горах Кишима спасительная фляжка воды. Из непрерывного потока воспоминаний Костра вернула неожиданно начавшая звучать хорошо запомнившаяся песня авторов Стаса Намина и Игоря Шаферана «Мы желаем счастья вам»:

…Чтобы было легче в трудный час,
Нужно верить каждому из нас,
Нужно верить каждому,
В то, что счастье есть…

КУНДУЗ. ПАЛАТКА РАЗВЕДРОТЫ, 17 августа 1986 года – НАКАНУНЕ ВЫЛЕТА НА ВОЙСКОВУЮ ОПЕРАЦИЮ «Западня»

Поздний вечер. +35°С. Днём в разведроте провели строевой смотр: проверили оружие, обмундирование, наличие необходимого количества боеприпасов и провианта. После вечерней поверки разведчики отдыхали. Это было лучшее время, когда никто не дёргал и солдаты могли спокойно меж собой поговорить, написать домой письма, вспомнить гражданку, своих погибших товарищей и тех, кто уже ушёл на дембель. В палатке был полумрак, поместно пространство освещали керосиновые лампы. В середине левого ряда на трёх койках поверх одеял диагонально были растянуты белые канты. На изголовье средней из них, к железной спинке была прикреплена рамка с фотографией за стеклом. На фоне вертолёта стояли в обнимку улыбавшиеся друзья: Стрела, Костян и Монгол. Снимок этот сделал Костёр перед вылетом в район Хост-Ва-Ференг на последнюю для них операцию. Руст по суеверию фотографирование избегал, а Сидор, поспорив с Костром по какой-то мелочи, встать в кадр отказался. Вот и остались в нём только трое, словно предчувствовали свою пагубу. Шли дни их сороковин. Сидор, Руст и Костёр сидели в ряде, напротив, через проход и негромко беседовали. Рота уже спала, Сидор тихо играл на гитаре какую-то мелодию перебором, Руст, повернувшись вполоборота к тумбочке, писал письмо домой, а Костёр, пристально глядя на фотографию с погибшими друзьями, обратился к памяти.

‒ Я давеча вспомнил фразу Капусты, ‒ привёл он изнавись эпизод, ‒ когда мы вошли в палатку, прибыв из учебки в Афган: «Это ваш дом на 21 месяц, и, до двух лет, если повезёт!»

‒ Главное в этой фразе ‒ «если повезёт!» ‒ отметил Сидор, ‒ далее было ещё досказано: «а если не повезёт, то на меньше!» ‒ привёл он всецело.

‒ Было досказано! ‒ подтвердил Руст, вкладывая согнутые пополам листы в конверт.

‒ Вот планида! ‒ с назолой заметил Сидор, ‒ два месяца оставалось парням до дембеля. ‒ И, тяжело выдохнув, начал петь под гитару песню барда-афганца Игоря Морозова «Прости меня»:

Прости, что я не добежал,
До вражеского ДЗОТа,
За сто шагов в прицел попал
Чужого пулемёта.

Прости за то, что в том бою,
Не думал о тебе.
В чужой стране, в чужом краю,
На выжженной земле.

Я жизнь любил, как никогда,
В походах ли, в атаках.
Моя звезда, твоя беда ‒
Поправка к зодиаку.

Прости за лучшие года,
Возможные с другим.
Прости за то, что никогда
Никто неповторим.

А тот студент, соперник мой ‒
Очкарик, книгочей.
Прости его, что он живой,
А я уже ничей.

Не доискаться до причин,
И смысла бытия,
Прости, что первенец ‒ твой сын
Похож не на меня.

Когда придут мои друзья
Покаяться за брата,
Прости их, нежная моя,
Они не виноваты.

Что не спасли, не сберегли,
Поверь, не их вина.
Они свершили, что могли,
Но верх взяла война.

В одной шеренге с ними я,
Под пулями душман
Ходил в атаки за тебя
В стране Афганистан,

И свято верил в тот народ,
Который защищал.
Прости мне вражий пулемёт,
И что не добежал.

Едва он завершил исполнение, как в палатку зашёл командир роты капитан Середа. Руст скомандовал: «Смирно», и разведчики встали.

‒ Вольно! ‒ тихо произнёс ротный, махнув ладонью вниз, и, перейдя на тихий тон. ‒ Напёрсники! Вы почему до сих пор бодрствуете?! Завтра в 4.00 подъём, в 5.00 вылет и долгий полёт, ‒ недовольствовал он. Но поглядев, и, угадав причину грусти, спросил:

– Вы родным-то Тевса, Стрельцова и Бадмаева письма написали?!

‒ Так точно, написали, ‒ ответил Сидор, ‒ как с операции вернулись, разом.

Потери, понесённые разведротой на операции «Манёвр» в горах Хост-Ва-Ференга были болью Середы. Ведь с погибшими офицерами роты, старшими лейтенантами: Демичевым, Викуловым, Хромовым и солдатами Костяном, Монголом, Стрелой он провоевал бок о бок более полутора лет. Желая развеять хандру, Середа обратился к Русту:

‒ Ну что, Тукаев, до Приказа министра обороны остался месяц! А там и дембель на подходе?!

‒ Если повезёт! ‒ привёл, изъезженную оговорку Руст, оставив не довершённой.

Середа понимающе кивнул головой и, хлопнув себе ладонями по коленям, резко встал и произнёс:

‒ Что делать?! Ребят, к несчастью, уже не вернёшь. Но надо жить дальше! Завтра у нас будет насыщенный день. Поэтому, поскорее укладывайтесь и набирайтесь сил!

С этими словами он покинул палатку.

После короткого сна, разведрота в составе полка на самолётах Ан-12 вылетела на запад в провинцию Герат для участия в плановой общевойсковой операции «Западня».

КАБУЛ. ЛЕТО 1986 года ‒ за два месяца до начала «Западни».

В начале мая 1986 года в должность Генерального секретаря ЦК НДПА, а значит и руководителя государства Афганистан, вступил Мохаммад Наджибулла. С самого начала войны с 1980 по 1985 годы Наджибулла был директором Службы государственной безопасности ХАД. Сотрудники его ведомства являлись оплотом Саурской революции, многие из них, отстаивая её завоевания, потеряли в пламени войны своих родных и близких. Их счёты с мятежниками базировались на кровной мести. Наджибулла был волевым человеком и надёжным товарищем. Он верно служил своему народу. В борьбе с вооружённой оппозицией был принципиален, последователен и беспощаден. Более пяти лет со дня ввода Советских войск в Афганистан, по многим военно-политическим вопросам Мохаммад Наджибулла активно взаимодействовал с генералом армии Валентином Варенниковым, скрепив рабочие отношения товарищескими.

ШТАБ 40-й АРМИИ

В кабинете начальника оперативной группы Минобороны СССР в Афганистане генерала армии Валентина Варенникова раздался звонок.

‒ Здравствуйте, товарищ генерал армии! ‒ послышался знакомый голос с акцентом.

‒ Здравствуйте, товарищ Наджибулла! ‒ обрадовался звонку Варенников В.И.

‒ Надеюсь у ваших родных и близких в Союзе всё хорошо? ‒ непраздно поинтересовался президент Наджибулла.

‒ Спасибо, всё хорошо! ‒ тепло ответил генерал.

‒ Я очень рад! Простите, но вынужден сразу перейти к делу, ‒ извинился Наджибулла, ‒ звоню по беспокоящему ЦК НДПА вопросу. В Герате крайне осложнилась обстановка. Только что мне позвонил губернатор провинции и сообщил, что город насыщен отрядами оппозиции. Средь бела дня, не озираясь на органы власти, они открыто ходят по городу с оружием, вступают друг с другом в перестрелки, собирают дань с торговцев, терроризируют население, одним словом, ведут себя как хозяева.

‒ А что ваша 17-я пехотная дивизия, дислоцированная в Герате? ‒ поинтересовался Варенников В.И.

‒ Она частично деморализована, и делать на неё ставку в текущий момент опасно. Есть угроза массового перехода её военнослужащих на сторону оппозиции. Мы решили, что не стоит повторять ошибок Гератского мятежа 1979 года, ‒ объяснил Наджибулла. ‒ ЦК НДПА убедительно просит вас провести в провинции Герат совместную с нашими вооружёнными силами масштабную войсковую операцию и уничтожить главную тыловую базу оппозиции на границе с Ираном «Кокари-Шаршари». Она оснащает мятежные формирования вооружением и боеприпасами по всему западу. Кроме того, необходимо провести зачистку непосредственно в черте самого Герата.

Завершив разговор, генерал армии Варенников В.И. связался с Москвой и доложил о просьбе Президента Наджибуллы. Спустя несколько дней, в середине июня 1986 года, после проведённых в Политбюро ЦК КПСС консультаций и анализа обстановки в Генеральном штабе Минобороны СССР, было принято решение о разработке командованием 40-й Армии, в условиях строгой секретности, плана крупной общевойсковой операции, получившей кодовое название «Западня». По замыслу советских военачальников, боевые действия предстояло провести с привлечением значительных сил и средств в три этапа на широком фронте, удалённых друг от друга на 180 километров районов равнинной и горной местности. На равнинном участке предстояла зачистить от отрядов мятежников все населенные пункты в окрестности Герата и частично в нём самом. На горном ‒ овладеть крупным базовым районом «Кокари-Шаршари», являвшемся одновременно стратегической перевалочной базой и мощным опорным пунктом оппозиции на границе с Ираном.

МЕШХЕД ИРАН. ЗАСЕДАНИЕ ЛИДЕРОВ ШИИТСКИХ ПАРТИЙ МОДЖАХЕДОВ АФГАНИСТАНА, 1981 год ‒ за пять лет до операции «Западня»

Был январский вечер. В конференц-зале гостиницы «Ahmadabad Homa Hotel» на одноимённом Ahmadabad boulevard собрались лидеры шиитских исламских партий: Наср, Хезбэ Алла, Корпус стражей Исламской революции Афганистана, Исламское движения Афганистана, Объединённый фронт Исламской революции, Исламское движение Афганистана, Совет Исламского согласия, Движение Исламской революции, Организации борцов за Ислам Афганистана, РААД-Гром; шейхи: Мохаммад Хусейн Садыки, Абдул Али Мазари и Шафак, Карим Ахмади як дастэ (Карим однорукий), Акбари, Мохаммад Асеф Мохсени (Асеф Кандагари), Мохсем Резаи и Сепаке Пасдар, Садек Хашеми, Саид Али Бехешти и Саид Мохаммад Хасан (Саид Джарган), Насрулла Мансур, Мосбах-зада и Сейид Абдул Джаффар Надири, Мохаммад Хазаи, Сеид Исмаил Балхи. После выступления лидеров исламских партий с речью, выступил командующий Западной объединённой группировкой моджахедов Мохаммад Исмаил-хан:

‒ Бисмил Ляхи Рахмани Рахим! ‒ начал он традиционно, ‒ за последний год столкновения с Советскими войсками обрели регулярный и массовый характер. Часто в противостоянии с ними и Кабульской властью у нас не наличествует должное количество оружия, боеприпасов и продовольствия. Для организации масштабного сопротивления требуется наладить систему тыла ‒ своевременную и достаточную количеством доставку оружия и боеприпасов. С этой целью, на границе с Ираном в труднодоступном горном районе необходимо построить крупную перевалочную базу, подобную «Джаваре» на границе с Пакистаном. Она должна обладать мощными оборонительными сооружениями и единой системой огня. Её задача состоит в переправке полученной из Ирана военной помощи на перевалочные пункты по всему западу в провинции Герат, Гор, Бадгис и Нимруз. Учитывая преимущественно равнинный рельеф афгано-иранского приграничья, лучшим местом для его размещения будет горный хребет Кухе-Сенге-Сурах. Он простирается из Ирана в провинцию Герат в районе Шаршари. Ближайшим к афганской границе на данном участке является иранский город Тайбад провинции Хорасан-Резави. Туда для оперативности действий предлагаю перенести штаб-квартиры всех исламско-шиитских партий из Кума, Мешхеда и Заболя.

БОНН, ФЕДЕРАТИВНАЯ РЕСПУБЛИКА ГЕРМАНИИ. ОФИС АРХИТЕКТУРНОГО БЮРО СТРОИТЕЛЬСТВА ВОЕННЫХ ОБЪЕКТОВ. ОТДЕЛ ФОРТИФИКАЦИОННЫХ СООРУЖЕНИЙ, февраль 1981 года

Накануне в бюро поступил заказ на проектирование фортификационного комплекса на западе Афганистана. Заказчик себя не раскрывал, авансовые средства на проект поступили со счёта одного из банков в Персидском заливе. Утром будничного дня руководитель отдела фортификаций Ульрих Клосс пребывал в приподнятом настроении. Он вызвал к себе трёх инженеров-проектировщиков и сообщил о полученном заказе:

‒ Уважаемые коллеги Гидо Кёлер, Олаф Леманн и Вальтер Дитмар! Спешу сообщить, что наше Бюро подписало контракт на проектирование и надзор на этапе строительства фортификационного комплекса. Но есть строгое условие заказчика: проект нужно завершить к началу этого лета. Это ответственное задание я решил поручить вашей группе ‒ инженеры заметно оживились. Для подготовки предпроектной документации вам предстоит командировка в Иран, ‒ с патетикой сообщил Клосс, ‒ а если говорить точнее ‒ в Афганистан. Однако есть один нюанс, ‒ Клосс сделал короткую паузу, ‒ проникновение на его территорию будет нелегальным.

Инженеры переглянулись и сконфузились.

‒ Не беспокойтесь, коллеги! Руководство бюро позаботится о вашей безопасности и о высоком финансовом стимуле, ‒ мотивировал Клосс, сразу перейдя к сути командировки, ‒ в рамках выполнения проектного задания вам надлежит самолётом прибыть в Тегеран. Там вас встретят и сопроводят на восток страны в провинцию Хорасан-Резави ‒ приграничный город Тайбад. Там вы встретитесь с представителем заказчика и обсудите детали перехода границы. На местности необходимо будет провести топографическую съёмку и геодезические изыскания с тригонометрическим нивелированием.

ЗАПАДНЫЙ АФГАНИСТАН. ГОРНЫЙ РАЙОН ШАРШАРИ ‒ неделю спустя

Инженеры Кёлер, Леманн и Дитмар в сопровождении командира отряда моджахедов Хафиза Шариф-зада и переводчика Хасима взобрались на господствующую вершину горного массива на сопредельной афгано-иранской полосе, установили теодолит и определили высоту точек местности. После завершения работ старший группы Кёлер попросил Хасима перевести Хафизу Шариф-зада его слова:

‒ Уважаемый Шариф-зада! Передайте вашему начальнику, что физико-географическая характеристика данного района позволяют разместить на этом месте, расположенном на пограничной полосе Афганистана и Ирана, стратегический фортификационный комплекс. Уникальность его будет состоять в подземных коммуникациях, выводящих в Иран. Через них вы сможете скоро пополнять свои отряды вооружением, боеприпасами и живой силой. А в случае возникшей необходимости, скрыться в Иране. Другим важным преимуществом является то, что в случае продвижения войск неприятеля к фортификации, вы сможете разместить на иранской территории на максимально близком расстоянии от их эшелонов корректировщиков ударов вашей артиллерии.

ГЕРАТ. ЗАПАДНЫЙ АФГАНИСТАН ‒ пять лет спустя

Вечер 18 августа 1986 года. Утром следующего дня Советским войскам предстояла масштабная войсковая операция под кодовым названием «Западня». Командование ею было возложено на заместителя командующего 40-й Армией генерал-майора Кондратьева, общее руководство по взаимодействию с вооружёнными силами ДРА на начальника оперативной группы Минобороны СССР в Афганистане генерала армии Варенникова. Прибывшие на аэродром Герата, разведчики расположились вскрай взлётно-посадочной полосы, разожгли костры и начали греть сухой паёк. К сидевшим у одного из очагов и о чём-то беседовавшим ‒ Сидору, Русту и Костру, подсел, обходивший личный состав роты, капитан Середа.

‒ Гвардейцы, как настроение?! ‒ спросил он с задором. ‒ Завтра десант в вотчину Турана Исмаила, оного же ‒ Исмаил-хана!

‒ А что о нём известно ещё, кроме двух звучных имён?! ‒ поинтересовался Костёр.

‒ Туран означает «капитан», ‒ начал толковать Середа, ‒ таким было его крайнее воинское звание в годы службы в 17-й пехотной дивизии афганской армии, дислоцированной здесь, в Герате. В дни Гератского мятежа в марте 1979 года он перевёл вверенный ему артиллерийский дивизион на сторону антиправительственных сил, а с вводом нашего контингента подчинил себе свыше 200 разрозненных отрядов западных провинций общей численностью свыше пяти тысяч мятежников, став региональным эмиром. Одним словом ‒ балом в Герате правит он!

‒ С Исмаил-ханом, как-нибудь разберёмся, ‒ заверил Руст, ‒ а вот, как идти в бой с прибывшей в начале месяца необстрелянной молодёжью ‒ это вопрос. За две с половиной недели они были-то всего на трёх засадах да двух реализациях разведданных. В горы ещё не поднимались. За это короткое время по недоразумению они прострелили нос лейтенанту Шило, не убив его чудом, а ещё, решив проверить уровень соляры в баке БМП-2, посветили горящей спичкой, также чудом её не спалив. С ними, как на пороховой бочке. А тут им выпало счастье эмира Герата штурмовать!

‒ А ты вспомни нас, ‒ подключился Костёр, ‒ как мы преодолевали себя на горных этапах в Кишиме, Панджшере, Кунаре, Мармоле. И они преодолеют. В отличие от наших «стариков», мы доброжелательнее и во многом готовы им помочь.

‒ И это правильно, ‒ согласился с Костром, намеревавшийся уже было уйти Середа, ‒ а иначе, как нам овладеть укрепрайоном, захватить арсенал и не потерять людей ‒ только спаянным коллективом.

‒ Да уж, товарищ капитан! Когда мы были молодыми, нас вы так не пестовали, ‒ посетовал Сидор, всугонь спросив, ‒ а в довесок к арсеналу на базе ничего не предвидится?! Имею в виду, какие-нибудь приятные сюрпризы. Сиречь: изумруды, лазуриты, какие довелось взвидеть в Панджшере и Джарме? На край, французские врачи, желательно, чтобы все дамского полу. Сродни встренувшимся нам в Мармоле?! В общем, что-то зело экзотичное?!

‒ Благоухающих француженок не обещаю. А вот злобных потных басмачей гарантирую! ‒ посулил, став суровее капитан и, приказав поскорее укладываться на ночлег, спешно удалился. До утра оставалось уже недолго, приняв пищу на сон грядущий, воины примостились на земной тверди под открытым небом. Сидор откинулся спиной на свой рюкзак и негромко запел неформальный гимн ветеранов-афганцев ‒ знаменитую «Кукушку»:

Часто снится мне мой дом родной.
Лес, о чём-то о своем мечтает.
Серая кукушка за рекой,
Сколько жить осталось мне, считает.

Я прижался ласково к цветку,
Стебелек багульника примятый.
И звучит ленивое «ку-ку»,
Отмеряя жизни моей даты.

Снится мне опушка вся в цветах.
Вся в рябине тихая опушка.
Восемьдесят... Девяносто... Сто...
Что-то ты расщедрилась, кукушка?

Я тоскую по родной стране,
По её рассветам и закатам.
На афганской выжженной земле,
Спят тревожно русские солдаты.

Они тратят силы не скупясь,
Им знакомы холод и усталость.
Дни свои не копят про запас.
Кто им скажет сколько их осталось...

Так что ты кукушка, подожди
Мне дарить чужую долю чью-то.
У солдата вечность впереди,
Ты её со старостью не путай.

(В.Кочетков и Ю.Кирсанов)

Наступило утро. О начале операции возвестили гул запущенных двигателей и свист начавших вращаться винтов Ми-8МТ. Командир разведроты капитан Середа, получив боевую задачу от командира полка, разбил роту на десантные группы. Сидор, Руст и Костёр оказались в группе капитана Середы. Они погрузились на борт вертолёта Ми-8МТ и вылетели в район операции. В полёте к месту высадки они наблюдали в иллюминаторах низкий по афганским меркам горный массив, выжженную землю и обмелевший от зноя меандр реки Герируд, разделявший Афганистан и Иран. По обе стороны никаких пограничных постов. Ничего, что напоминало бы государственную границу. Чуть позже на афганской стороне показались два неогороженных и необитаемых, вытянутой формы глинобитных строения, дюже схожих с коровниками. Сличив увиденное в иллюминаторе с отметками на топографической карте, Середа озадачился:

– Неужели эти две халупы и есть полк 17-й пехотной дивизии афганцев, ‒ размышлял он вслух.
Чтобы развеять сомнения, он с раскрытой картой удалился в кабину пилотов. С высоты виделось, как с сопредельной территории в Афганистан тянулся горный хребет, а за ним по всей ширине горизонта простиралась бескрайняя равнина. При подлёте к месту высадки перед снижением вертолёт завис. В этот момент послышался стук бивших по борту очередей и звон бившегося стекла иллюминаторов. От калгазы пилотов, борт начало мотать в стороны, и они заторопили десант с высадкой. Капитан Середа встал у двери Ми-8МТ и взял её ход под свой контроль. Дождавшись пока все выпрыгнут, он глянул вовнутрь ‒ не оставили ли в булге оружия или боеприпасов, и спрыгнул крайним. Десант занял круговую оборону и вступил в бой. Капитан Середа доложил по радиосвязи командиру полка о высадке десанта и ввязывании в бой. Вскорости, к стрелковому и гранатомётному огню по разведчикам, добавился и миномётный. Мины ложились строго на площадку десантирования.

‒ Всем рассредоточиться! ‒ скомандовал Середа.

Непрерывные, с короткими интервалами свисты мин, их разрывы и устойчивый стрелковый огонь мятежников, создавали у воинов нервное напряжение. Спустя 10 минут после высадки, трое солдат разведроты получили обширные осколочные ранения. Была необходима их срочная эвакуация. Середа вызвал по связи вертолёты.

‒ Шило! Оставь себе четверых бойцов и ждите вертолёта! ‒ приказал он лейтенанту, командиру 1-го взвода. ‒ Как погрузите раненых сразу за нами! Тукаев, Сидоренко, Мамаладзе, Солодуха, Замятин ‒ приготовиться выступить в дозоре! Костров, ты идёшь в замыкании!

Наудачу, высадившие десант вертолёты, значительно не удалились и в скорости прилетели за ранеными.

‒ Основательно подготовились, участок пристреляли! ‒ оценил вслух действия противника капитан Середа.
И вновь вышел на связь с командиром полка.

Сверив географические координаты с начальником артиллерии, Середа построил боевой порядок и прежде, чем отправить вперёд разведывательный дозор, проинструктировал:

‒ Следовать за разрывами наших снарядов, ‒ далеко вперёд не забегать, но и не застаиваться, от тропы не отступать! Всем понятно?!

Наступление роты началось под заградительным огнём нашей артиллерии с преодолением участков минно-взрывных заграждений и выбиванием мятежников с тактических высот. Пограничная полоса проходила по горному району, и иногда это осложняло установление принадлежности гор к Ирану или Афганистану. Во избежание внешнеполитического конфликта СССР и Ирана, командование операцией запретило открывать огонь по сопредельной территории, а мятежники, умело этим пользуясь, корректировали удары своих миномётов и безоткатных орудий с ближайших высот из Ирана. Их было видно и можно было бы достать огнём, но приходилось с этим мириться. В ходе продвижения к укрепрайону при восхождении на одну из высот, с купола которой велась интенсивная стрельба, разведывательный дозор столкнулся с подразделением афганской армии, спрятавшимся за огромными валунами. Они наотрез отказывались идти вперёд и атаковать противника. Советские воины между собой называли их «зелёными» и часто «обезьянами».

По установленному порядку, на совместных боевых действиях афганские подразделения должны были идти впереди, а советские за ними. В реалии же всё было иначе. На спинах этих «зелёных» вместо разгрузки с боеприпасами были скатки шинелей, чтоб внезапно не замёрзнуть в горном походе, а на свисавших с поясов ремнях, болтались большие алюминиевые чайники. Боекомплект каждого из них не превышал одного магазина, будто они вышли на прогулку. Разгневанный Руст направил на «зелёных» свой АКС-74 и, сняв с предохранителя, строго потребовал: «Буру!» То есть ‒ иди! На это «зелёные» вцепились мёртвой хваткой за валуны и торчавшие из скальных трещин стволы хазмофитов, не желая двинуться с места. Нежданно один из них, ничем по виду от других не отличавшийся, одетый схоже в афганскую форму, без знаков отличия, со смуглым лицом и щетиной, на чистом русском языке спросил:

‒ Бойцы, вода-то есть?

Воины изумились.

‒ Ты кто?! ‒ спросил его Руст.

‒ Вообще-то, майор Советской армии, ‒ сообщил он с улыбкой, ‒ я военный советник командира афганского пехотного полка.

‒ С кем же ты, то есть вы, товарищ майор в бой идёте?! ‒ спросил Руст, передав ему из рюкзака фляжку с водой. ‒ Они ж враз вас духам сдадут.

‒ Не сдадут! ‒ заверил советник, глотнув из фляжки.

‒ А нам, что с этими обезьянами делать?! ‒ спросил Сидор у майора, кивнув головой на сарынь смертельно оробевших афганцев.

‒ Ничего вы с ними не сделаете! ‒ предрёк сведавший майор. ‒ Пока огонь не прекратится, они с места не сдвинутся.

Зло поглядев на «зелёных» и, оттеснив их толчками от тропы, дозор, а за ним и основная группа в скорости вбежали на обстреливаемую высоту. Там их встретили шквальным огнём. Разведчики открыли ответный огонь и, чтобы укрыться от поражения, начали залегать в рельефных складках местности и за валунами. Мятежники предусмотрели это наперёд, и перед началом высадки советских десантных групп, заминировали укрытия противопехотными минами, превратив купол горы в сплошное минное поле. Наступление разведроты захлебнулось. Купол горы всецело простреливался устойчивым огнём с противоположной господствующей высоты, где были оборудованы опорные пункты с пулемётными точками, не позволявшими разведчикам поднять головы.

‒ Всем в укрытие! ‒ закричал капитан Середа.

При занятии разведчиками огневых позиций, произошли подрывы троих солдат. Попытки перетащить их в укрытие для оказания первой медицинской помощи, мятежники пресекали прицельным огнём. В сложившейся обстановке, оказавшийся поблизости с позицией раненых, Руст не стал поручать опасное задание другим, а скомандовал взводу оставаться на своих местах и прикрывать его огнём. Сам же, взяв сапёрный щуп, полз и, в ходе боя, трижды вытаскивал из-под огня раненых в укрытие. Там перевязывал и вкалывал им обезболивающий промедол. Подрывы на минах имели тяжёлые последствия. Отрывы голеней, в разных случаях, отягощались разрывом паха и лишением глаз. Это психологически подавляло воинов. Чтобы укрыться от огня, было необходимо срочно оборудовать позиции в мелком сыпучем грунте.

‒ Всем срочно окапаться! ‒ приказал капитан Середа.

Стояла страшная жара. Едва солнце отклонилось от зенита, по рупорному громкоговорителю мятежный муэдзин зычно предвестил азаном о начале полуденной молитвы Зухр. Стрельба резко прекратилась. Наступило временное огневое затишье.

‒ Шило, Тышкевич! ‒ обратился капитан Середа к лейтенантам командирам взводов. ‒ Выделить бойцов для эвакуации раненых. Погрузив раненых на плащ-палатки, их вынесли с высоты и передали подразделениям второго эшелона для отправки вертолётом в госпиталь.

Разведчики активно окапывались, Сидор и Костёр заняли позиции сбочь. Они молча и быстро выкапывали сыпучий грунт и утрамбовывали перед собой в бруствер. Картинки с разрывами ног, с ошмётками мягких тканей и торчавшими из них костями, муки, подорвавшихся на минах товарищей, оставались у Руста перед глазами. Вопреки критической обстановке, он достал из рюкзака неизменный спутник всех боевых походов ‒ свой маленький японский транзистор SANYO и, настроив на короткую волну, положил на внутреннюю сторону бруствера. В эфире в это время шёл концерт по заявкам радиослушателей и звучала подводка к песне «Снег кружится»:

Сегодня целый день идет снег,
Он падает, тихо кружась.
Ты помнишь, тогда тоже все было засыпано снегом?
Это был снег нашей встречи.
Он лежал перед нами белый-белый,
Как чистый лист бумаги,
И мне казалось, что мы напишем
на этом листе повесть нашей любви.

Слова песни было слышно хорошо: Сидор и Костер переглянулись и с юмором сопоставили всё, о чём в ней пелось с иранским нагорьем. Так, «белые-белые» горы под ярким августовским солнцем, ассоциировались с «белым-белым снегом». А «засыпавший целый день снег» ‒ это были снаряды нашей артиллерии, ударявшие по позициям басмачей. Повестью «нашей большой любви» ‒ виделись друзьям шесть минувших лет Афганской войны. Звучавшую в эфире песню тут же подхватили находившиеся поблизости к Русту ‒ Сидор, Костёр, а с ними и Замятин, Гуд, Магомедов, Липкин, Саркисян, Солодуха, Силкин и другие:

…Такого снегопада, такого снегопада,
Давно не помнят здешние места,
А снег не знал и падал, а снег не знал и падал
Земля была прекрасна, прекрасна и чиста…

Строки о том, что «такого снегопада, давно не помнили здешние места» ‒ говорили о масштабе войсковой операции «Западня», которого не помнили местные басмачи.

…А снег не знал и падал,
А снег не знал и падал,
Зима была прекрасна,
Прекрасна и чиста…

Воины смеялись сквозь растрескавшиеся в кровь губы, ворочали сухим языком и, надрывая голоса, продолжали подпевать транзистору:

…И верю я, что скоро,
и верю я, что скоро
По снегу доберутся
Ко мне твои следы…

Этими строчками, они заверяли басмачей в том, что в ближайшее время непременно до них доберутся.

…Снег кружится,
Летает, летает,
И поземкою клубя,
Заметает зима, заметает,
Всё что было до тебя…

Какой к черту… снег?! Над кем он кружил? Кого заметал?
До разгрома басмачей было ещё далеко. Зажатые басмачами на простреливаемых вершинах, скованные в манёвре наступать, воины делали всё возможное чтобы:

Раскинулись просторы,
Раскинулись просторы,
До самой дальней утренней звезды,
И верили, что скоро,
И верили, что скоро
… победой завершатся, их ратные пути.

(Л.Козлова и С.Березин)

Концерт по заявкам радиослушателей вскоре закончился. И возобновился неумолкаемый бой, продлившийся до сумерек. Во мгле офицеры вызвали сержантов — замкомвзводов и приказали уточнить запасы боеприпасов и воды. После событий дня, одни воины, почистив оружие и отстояв смену в ночном карауле, свалились без задних ног, другие, впечатлённые ожесточённостью противостояния, обсуждали произошедшее, и не могли долго заснуть. С затишьем появилась возможность оглядеться по сторонам. Сидор смотрел вдаль, на иранскую сторону, где светили огоньки города Тайбад и, негромко затянув старую песню, о чём-то задумался:

Степь да степь кругом,
Путь далек лежит,
В той степи глухой
Умирал ямщик.

И, набравшись сил,
Чуя смертный час,
Он товарищу
Отдавал наказ:

Ты, товарищ мой,
Не попомни зла,
Здесь, в степи глухой,
Схорони меня!

(Суриков И.З. 1865(9) год, Садовский С.П.)

В Афганистане, тем временем, был мрак.
‒ Сидор, ты чего затужил, печаль на нас навевая? ‒спросил с улыбкой чистивший свой АКС-74 во тьме, соглядатай Руст, ‒ Мог ли ты на гражданке представить, что сможешь вот так легко со стороны взирать на Иран?

‒ Не чаял, ‒ ответил Сидор. ‒ По правде, и не дюже алкал! А обозреть мир, имея за плечом рюкзак, набитый не боеприпасами с сухим пайком, как сейчас, а заморской валютой, верно, было бы в масть.

‒ И куда бы ты махнул, будь он ею наполнен? ‒ поинтересовался Костёр.

‒ В ЮАР или Колумбию, ‒ без паузы ответил Сидор.

Костёр с Рустом переглянулись.

‒ Так, так, ‒ продолжил расспрос Костёр, ‒ отчего такой экзотичный выбор.

‒ Секрета нет! ‒ не отвратился сановно Сидор. ‒ В ЮАР добывают алмазы, в Колумбии ‒ изумруды!

Услышав ответ, Руст с Костром, не сдержались, и в унисон громко расхохотались.

‒ Орлы, что там у вас стряслось?! ‒ грозно спросил, находившийся отступя капитан Середа.

‒ Всё в порядке, товарищ капитан, ‒ прояснил, еле укрощавший смех Костёр.

Через час забрезжил рассвет и воинственным набатом о начале Фаджр ‒ утренней молитвы ‒ истово возвестил мятежный муэдзин. По завершении молебна, словно со взмахом баттуты, массированным огнём с двух высот оркестр заиграл симфонию «Мела свинцовая метель». В завязке боя, раскалённые до багрового цвета непрерывной стрельбой оружейные стволы дымились, отдавая запахом жженой сметаны. В это время на главном театре военных действий на поддержку воинам, наряду с тяжёлой артиллерией пришла штурмовая авиация ‒ самолёты Су-25. Их пары, сменяясь, пролетали над позицией разведроты в направлении Кокари-Шаршари и наносили по её опорным пунктам массированные бомбоштурмовые удары, сокрушая их. Каждая новая атака Су-25 вызывала у разведчиков восторг. Они пуще воспаряли духом. Неприятель встречал советские штурмовики огнём из зенитных установок ЗГУ-23-2, ракетных комплексов ПЗРК Blowpipe, одухотворяясь на удаль сурами из священнописания, протяжно звучавшими из мощного громкоговорителя. В кульминации боя, басмачи вскакивали из укрытий по всей ширине фронта и, представ во весь рост, выпускали снаряд гранатомёта или длинную пулемётную очередь. Так, бравируя своим бесстрашием, они стремились подавить моральный дух наших воинов.

‒ Ярко воюют! ‒ отметил самодовольный Сидор, сняв снайперской винтовкой, выскочившего из укрытия, неприятельского пулемётчика. ‒ Но мы-то, лучше!

Переставший в какой-то момент работать под лучами гератского солнца, транзистор вдруг пробудился. Словно поняв ответственность момента, он насвежо заработал вновь, перейдя ко второй части концерта по заявкам радиослушателей. В эфире зазвучала песня «Мы желаем счастья вам» в исполнении ВИА «Самоцветы»:

В мире, где кружится снег шальной,
Где моря грозят крутой волной,
Где подолгу добрую
Ждем порой мы весть…

Глядя на очередной заход пары Су-25 на бомбоштурмовой удар, бойцы подхватывали строки из припева и громко до хрипоты, дружно пели:

Мы желаем счастья вам,
И оно должно быть таким,
Когда ты счастлив сам,
Счастьем поделись с другим…

Противостояние продолжалось. «Счастье», которым призывала делиться песня, по представлению обессилевших от обезвоживания и продолжительности боя воинов, были неуправляемые реактивные снаряды НУРСы и авиабомбы ФАБ-500. Окрылённые поддержкой с воздуха, они с улыбкой на лице усиливали стрельбу и, как могли, громко запевали:

… Мы желаем счастья вам,
Счастья в этом мире большом,
Как солнце по утрам,
Пусть оно заходит в дом.

Мы желаем счастья вам,
И оно должно быть таким,
Когда ты счастлив сам,
Счастьем поделись с другим.

Перед тем как достичь ближней к Кокари-Шаршари высоты воины с боями продвигались вперёд, теряя в боях боевых товарищей. Теперь они ждали подавления авиацией огневых точек противника и приказа наступать.

…Раскинутся просторы,
Раскинутся просторы,
До самой дальней утренней звезды,
И верю я, что скоро,
И верю я, что скоро
По снегу доберутся,
К тебе мои следы!

(С.Намин и И.Шаферан)

Всякий раз, с приближением припева, с дерзкой усмешкой и блеском в глазах, воины усиливали плотность огня и децибелы коллективного пения, желая неприятелю «счастья». В ходе атак штурмовиков Су-25 и боевых вертолётов Ми-24, оборонявшие Кокари-Шаршари мятежники не укрывались, а отчаянно отвечали шквальным огнём. В эти минуты воины накоротке прекращали вести стрельбу и следили за яростной схваткой.

‒ Заходят на удар, работают, как положено, вдоль пограничной полосы, ‒ поделился наблюдением Руст, ‒ всё верно, зачем им провоцировать политический конфликт с Ираном?!

‒ Гляди, как обороняются! Вот-вот, зацепят! На новом заходе Су-25, точно их достанут! ‒ предрекал поражение ответным огнём по штурмовикам из зенитных комплексов Кокари-Шаршари в саспенсе Сидор.

‒ Будем надеяться, что не достанут! ‒ уповал Костёр. ‒ Видишь, не успевают долететь их ракеты, остаются за хвостом. Быстро летит штурмовик и высоко.

Дуэль неба и земли продолжалась. Пары Су-25 начали третий заход. Они сотрясли оборонительные сооружения Кокари-Шаршари, но, в этот момент из ПЗРК «Blowpipe» была выпущена реактивная ракета. Она вонзилась в ведомый Су-25 и воспламенила его. С позиций воинов послышались возгласы с русской матерной бранью.

‒ Японский транзистор! ‒ выругался огулом капитан Середа. ‒ Попали-таки черти!

Пилот Су-25 отвернул машину от Ирана и, направив вглубь, Афганистана, катапультировался. О том, что он жив, возвестил купол раскрывшегося парашюта. Он плавно опускался в лощину, сходившую с седловины между вершинами гор, на которых находились разведчики и оборонявшие Кокари-Шаршари мятежники. Спустя короткий отрезок времени, на капитана Середу по связи вышел командир полка подполковник Остроумов А.И.

‒ 01, я вас слушаю! ‒ подтвердил присутствие в радио-эфире капитан Середа. ‒ Так точно, приземлился в нашем районе! Есть, срочно выслать группу на выручку! ‒ принял он к исполнению.

‒ Шило, Тышкевич! ‒ вызвал к себе лейтенантов командиров взводов капитан Середа. ‒ Срочно скомплектовать группу. Из каждого взвода отобрать по два бойца и по одному пулемётчику. Под твоим, Фёдор, командованием, ‒ он обратился к Тышкевичу, ‒ группе немедля спуститься в лощину и сопроводить к нам на позицию высадившегося лётчика. Сделать это надо спешно, пока духи нас не опередили! Обязательно возьмите радиостанцию! Пулемётчиков в подол не спускай, оставь на склоне, пусть вас прикрывают. Группа разведчиков: Костёр, Сидор, Гуд, Солодуха, Щерба и Назимов под командованием лейтенанта Тышкевича стремительно стала спускаться в низину. Наскоро её достигнув, они увидели раскинутый у подножья склона парашют и услышали выстрелы из пистолета. Это лётчик Су-25 открыл огонь по приближавшимся с противоположной стороны мятежникам. Разведчики вступили с ними в бой и, уничтожив троих, а остальных обратив в бегство, вместе с пилотом-капитаном, возвратились на высоту.

‒ Отбили, товарищ капитан! ‒ горделиво доложил лейтенант Тышкевич.

‒ Молодцы! ‒ похвалил всю группу довольный Середа. ‒ Всех представлю к правительственным наградам! ‒ объявил он вдохновенно.

Огонь по высоте ненадолго стих. Но, начавшись вскоре с новой силой, не прекращался уже до сумерек.  Завершился третий день противостояния. Все предыдущие сутки бои начинались с восходом солнца и стихали лишь к закату. Наступила ночь.

‒ А какой сегодня день?! ‒ извиняясь, поинтересовался лейтенант Шило у снаряжавших магазины патронами Сидора, Костра и Руста.

Костёр вгляделся в запотевшее стекло своих часов Ricoh и сообщил:

‒ Уже 23 августа.

‒ О! ‒ воскликнул Шило. ‒ Для тех, кто несведущ в героической летописи нашей Родины, поясняю: 23 августа ‒ это памятная дата в истории сражений, переломивших ход Великой Отечественной войны. 23 августа 1943 года ознаменовало победу Советской армии в битве на Курской дуге. А 23 августа 1942 года стало самым кровопролитным днём Сталинградской битвы. Утром того дня армада танкового корпуса Вермахта, прорвав оборону наших войск, с северного направления вошла в Сталинград. Лётчики Люфтваффе сбрасывали на улицы города сотни тысяч зажигательных, фугасных и осколочных бомб, стремясь уничтожить максимальное количество людей. Бои шли за каждую улицу, за каждый дом, переходя из рук в руки по нескольку раз. Каждый год 23 августа к Братской могиле на Площади Павших борцов города-героя Волгограда, к Мемориалу «Вечный Огонь» и к мемориальному камню «Город-герой Сталинград» в городе-герое Москве приходят ветераны Великой Отечественной Войны, жители Военного Сталинграда и благодарные потомки, чтобы почтить память погибших и возложить венки и цветы.

‒ Товарищ лейтенант! ‒ обратился к Шило, вскрывавший в это время цинк с патронами, Руст. ‒ Лично я всё это знаю! И как сведущий в героической летописи нашей Родины, считаю должным также отметить, что вы пропустили ещё одно знаковое событие, произошедшее календарно 23 августа. В этот день в 1939 году за три года до этих судьбоносных кровопролитных битв Великой Отечественной войны в Москве был подписан пакт Молотова-Риббентропа о ненападении между СССР и Германией, который был вероломно нарушен фашистами 22 июня 1941 года.

‒ Так держать Тукаев! ‒ похвалил подчинённого обрадованный его знанием истории лейтенант Шило.

‒ Знаете, товарищ лейтенант!  продолжил Руст, вдругорядь обратившись к Шило. ‒ Много о войне мне рассказывал мой дед Ахмадулла, лишившийся ноги до уровня бедра в ходе прорыва из окружения на Брянском фронте в 1942 году. Хотя оба моих Деда участвовали в Великой Отечественной войне с самого начала. Дед по отцу Мисбахетдин, воевавший в артиллерии, был не многословен и суров норовом. В 1941 году он был ранен, а после лечения вернулся в строй и дошёл до Берлина, где получил сильную контузию и абсолютно потерял слух. А вот дед по матери Ахмадулла воевал в кавалерии. Он напротив, был очень добр и словоохотлив. Как-то в ненастный мартовский вечер 1979 года я с интересом наблюдал, как в течение несколько часов он, не вставая с рабочего места, нажимая единственной ногой на педаль ножной швейной машинки «Zinger», шил к сроку очередной заказ ‒ партию каракулевых шапок. Я обратил взор на обрубок его правой ноги, и подсев напротив, попросил рассказать какой-нибудь интересный случай, приключившийся с ним на войне. Он приподнял с влажного лба вытертую временем тюбетейку и, сказав, что не уверен, будет ли этот случай мне интересен, но тогда он чудом избежал смерти, начал своё повествование:

‒ В июле 1942 года 112-я кавалерийская дивизия, в которой он воевал, участвовала в сражениях у деревень Алёшки и Малые Борки. Кони тогда были сильно уставшими и голодными. Проезжая мимо одной из этих деревень, в центре поля Дед увидел несколько крупных скирд. Желая накормить коня, он подскакал к одному из них, стал стягивать верхний слой сена и сгребать его в кучу. Как выяснилось позже, это увидел председатель местного колхоза и пожаловался в особый отдел 112-й дивизии. Вечером, отыскав по его и коня приметам, Деда арестовали, обвинив в хищении колхозной собственности. Приговор, по Закону «о трёх колосках» от 7 августа 1932 года, также известный, как «Указ 7/8», Постановлением ЦИК и СНК СССР ‒ за ущерб, превышавший стоимости трёх колосков, в условиях военного времени, предусматривал высшую меру наказания с полной конфискацией имущества и приводился в исполнение на месте. Изъяв личное оружие, обмундирование и, разув, Деда на ночь спустили в погреб одного из хат, приставив часового. С восходом солнца его подняли двое из расстрельной команды, связали за спиной руки и повели на распыл. Отведя за окраину деревни, они приготовились к выполнению приказа, но вняли к просьбе Деда дать ему перед смертью помолиться. Перед уходом в мир иной, чтобы облегчить себе душу, он спешно вполголоса провёл молебен и, только было произнёс такбир Аллаху Акбар, как вдруг услышал, доносившийся издали голос своего командира эскадрона ‒ комэса, громко кричавшего: «Не стрелять, не стрелять!»

За ночь, комэс оббежал вышестоящее командование и начальство особого отдела, убедил их в отсутствии у Деда корысти и, назвав его отважным бойцом, лично за него поручился. Вот так, мой дед избежал приведения приговора в исполнение. Тогда, ещё двенадцати летний юноша, я не мог понять, зачем на войне стрелять в своего солдата, из-за какого-то сена. Желая поскорее отвлечься от тяжёлых воспоминаний, Дед взял в руки костыли, и пересел с рабочего места поближе к телевизору. В это время в телепередаче «Международная панорама» шёл репортаж из афганского города Герат. Голос за кадром рассказывал, что социально-экономические и политические реформы правительства Афганистана привели к всплеску социальной напряжённости на западе страны и радикально настроенные исламисты при поддержке местных военных и иностранном вмешательстве иранских шиитских кругов, используя недовольство части гражданского населения, подняли антиправительственный мятеж, повлёкший многочисленные жертвы. В числе погибших были, также три советских гражданина.

Я спросил тогда своего деда: к чему, по его мнению, приведут эти события. «К войне!» ‒ ответил он незамедлительно. В конце декабря 1979-го года мой дед скончался. Между тем, стало известно, что в эти дни начался ввод Советских войск в Афганистан. Вот такая история. Так что, всякое бывало на войне, ‒ заключил Руст.

‒ Верно, всякое бывало, и тем не менее! ‒ подтвердил решительный настрой лейтенант Шило, дав установку Русту и сидевшими подле Костру и Сидору. ‒ Завтрашний день нужно провести достойно.

‒ Мы приложим все усилия, а там, как судьба положит, ‒ истово ответил за всех Сидор.

Ночью разведчики чистили оружие, отводя на сон редкие часы. А мятежники перегруппировывали силы, доставляли на свои огневые позиции боеприпасы и, обходя высоты, где закрепились Советские войска, минировали отходные тропы. Они понимали, что это жизненно важная артерия. По ним шла реверсная перевалка боеприпасов и воды на передний край и эвакуация погибших и раненных в тыл. Вместе с тем, сами боеприпасы были уже на исходе, боекомплекты снаряжены последними патронами из цинков. Вода закончилась накануне. Прицельный огонь мятежников по вертолётам Ми-8МТ, как по приоритетной цели не позволял им сбросить на передний край боеприпасы и воду, эвакуировать раненых. Посему эвакуация происходила в глубине от передовых позиций ‒ на тыловых высотах. Это отвлекало резервы и снижало темп наступления. Когда одному Ми-8МТ всё же удалось с рассветом сбросить груз на тыловую высоту, командир роты Середа вызвал к себе Руста и приказал:

‒ Тукаев! Надо назначить из взвода четырёх бойцов, чтобы они отошли на тыловые высоты и транспортировали боеприпасы и воду на занимаемые позиции.

‒ Товарищ капитан! ‒ объяснял Руст Середе. ‒ Вы ж знаете, у меня в данный момент во взводе подавляющие числом молодые, необстрелянные. Они не прослужили за речкой и месяца. Разрешите собрать эту группу не из молодых, добрав из других взводов, и повести мне самому?!

‒ Ты мне нужен здесь! ‒ отказал Середа.

‒ Три дня назад, если помните, ‒ настаивал Руст, ‒ следуя впереди разведывательного дозора, я вывёл роту на высоту и хорошо запомнил все тропы. Я уверен, это их знание, сохранит жизни группы. Разрешите мне повести группу?!

‒ Хорошо! ‒ под напором согласился Середа.

Руст взял с собой Сидора, Костра, Мамаладзе и Солодуху. Спустя несколько часов, преодолев длительное расстояние до места, они с боеприпасами и тюками с водой, спускались с противоположного склона к подолу. Первым в группе шёл Руст. Он следовал, строго по тропе, никуда не отступая. В какой-то момент под его ногами прозвучал характерный щелчок. «Мина! ‒ понял он. Его охватил ужас: Неужели?! Не может быть! Как это могло со мной произойти?!» В мгновение, от щелчка и до разрыва, Руст прогнал в голове главные для него мысли: о том, на какие тяжкие муки он обрёк своих родителей тем, что, не сказав им, напросился в Афганистан и получил там такое страшное увечье. Другой сумной мыслью было то, что увечье, не позволит ему вернуться на ринг и побороться за место на пьедестале первенства СССР по боксу и что ему уже никогда не овладеть сердцем девушки, с которой бы он, непременно, хотел связать свою судьбу. Последним, что заполнило мгновенье, была надежда: «Может, всё-таки нет?! Может это не мина?!» Но мысль прервал громкий разрыв и тяжёлый удар по ногам, обративший Руста во вращение. Он кубарем покатился вниз, ожидая следующим кувырком навалиться на другую мину, которая разорвёт его уже в клочья, но не мог остановиться. Неимоверным усилием, на очередном витке Руст упёрся ладонями в горную осыпь, прекратив спуск по склону. Его шатало, в ушах висел протяжный звон, глаза застилала густая пелена. Он повалился на бок и увидел, как из рваных окровавленных мягких тканей его голеней торчали белые кости, из них капала светлая жидкость. Глядя на это группа оцепенела.

‒ Не подходи! ‒ были первые слова Руста, рванувшимся к нему Сидору и Костру. ‒ Здесь, видно, всё заминировано!

Он помотал опалённой пороховой гарью головой и по-пластунски подполз к отброшенному взрывной волной своему АКС-74. Резко потянув за ремень и, сняв с предохранителя, он направил его на себя. Сидор в миг, разгадал его умысел и, сделав рывок, с силой вырвал оружие.

‒ Верни автомат! ‒ требовал Руст. ‒ Я всё равно уже не жилец! Пока меня дотащат до вертушки, другие подорвутся! Подошедший Костёр, молча вколол Русту двойной промедол и, располовинив ножом, отмотанный с приклада АКС-74 багровый резиновый жгут, затянул на обрубках его голеней, истово написав на нём текущее время.

Через пять минут Руст потерял сознание, его погрузили на плащ-палатку и переправили на тыловую высоту. Туда, где без последствий мог приземлиться вертолёт. А Сидор, Костёр и другие разведчики возвратились на позиции роты.

«23 августа 1942 года стал самым кровопролитным днём Сталинградской битвы!» ‒ процитировал Костру фразу лейтенанта Шило удручённый Сидор.

Между тем, транспортируемый в плащ-палатке Руст, спорадично приходил в сознание и видел над собой лица потрясённых обширностью его ранения, воинов из других рот. Вдругорядь, он очнулся, услышав стрекот приближавшихся вертолётов Ми-8МТ. Он приподнялся, упёрся на ладони и увидел в тени нависавшей горной стены длинную цепочку плащ-палаток с ожидавшими эвакуации раненными и убитыми. Спустя минуты, его лицо укалывала мелкая сыпуха, движимая потоком воздуха вращавшихся лопастей. Сквозь их звон, он слышал приказ офицера: «На первые вертушки грузим тяжёлых. За ними лёгких. 200-х в конце». Тем временем в зоне противостояния завершалось подавление авиацией последних очагов сопротивления и в кратчайшее время с различных направлений началось наступление на базу Кокари-Шаршари. Первой выступила разведрота. В её разведывательном дозоре шли Сидор, за ним Костёр и другие. От них, на расстоянии 30 метров шла основная группа. Изневесь по дозору была выпущена очередь из крупнокалиберного пулемёта ДШК. Двое разведчиков погибли на месте. Остальные залегли. Огонь мятежников не давал воинам поднять головы, продвижение вперёд было невозможно. Надо было открыть роте путь. Сидор, резко сошёл с тропы вниз, в волнении напевая под нос:

Ой, не видалай она,
Как я в церкви стоял,
Прислонившись к стене,
Безутешно рыдал.
Ой, прислонившись к стене,
Безутешно рыдал.
Звуки вальса неслись,
Веселился весь зал.

Он обошёл огневую точку с тыла, приблизившись к ней на расстояние, с которого можно было добросить гранату. Лёг набок, выдернул чеку гранаты РГД-5 и, слегка приподнявшись, с силой бросил. В это мгновение его пронзила пуля вражеского автоматчика. Она вошла под левую ключицу и, вылетев через лопатку, парализовала шуйцу. Огонь по разведчикам не прекращался. Сидор стиснул от боли зубы и, вытащив вторую гранату, насилу пропел:

Ой, не понравился ей.
Моей жизни ‒ конец….
И с постылым назло
Мне пошла под венец.

Он выдернул зубами чеку и, собрав последние силы, повторил бросок. Пулемёт умолк. Сидора перевязали и вкололи промедол. Жизненно важных органов пуля не задела. Двух погибших разведчиков накрыли плащ-палаткой с головой и положили в укрытие. Там же остались Сидор и несколько воинов, обязанных погрузить раненого и погибших в ожидаемый вертолёт. Разведрота тем временем продолжила наступление. Мятежники уступили инициативу и начали беспорядочно отступать. Через три часа базовый район Кокари-Шаршари был взят. Формирование Исмаил-хана разбито. Сам мятежный эмир и когорта близких сподвижников скрылась в Иране. Когда стрельба стихла, на купол столовой горы, где была оборудована фортификация, на двух вертолётах приземлилось крупное военное начальство и командование операцией «Западня»: главнокомандующий войсками южного направления генерал армии Герой Советского Союза Зайцев М.М., начальник оперативной группы Минобороны СССР в Афганистане генерал армии Варенников В.И., заместитель командующего 40-й Армией генерал-майор Кондратьев Г.Г.. Из Кабула для подготовки телерепортажа о взятии Кокари-Шаршари прибыла съёмочная группа под руководством собственного корреспондента Центрального телевидения СССР Лещинского М.Б..

На территории фортификационного комплекса взгляду воинов предстала обширная площадка с системой эшелонированных опорных пунктов, соединённых ходами сообщений, брошенное оружие, боеприпасы, горы гильз, окровавленные куски материи, индивидуальные перевязочные пакеты, шприцы и тела более двухсот убитых мятежников. Стояли разбитые от ударов советской артиллерии и авиации дизельные генераторы, вырабатывавшие электроэнергию для жизнедеятельности Кокари-Шаршари. Все огневые точки имели средства связи и были соединены глубоко вырытыми траншеями. Фортификационный комплекс состоял из наземных и подземных сооружений с защитной толщей 15–20 метров. В его подземных помещениях на разном уровне размещались необходимые для боевой деятельности: командный пункт с узлом связи, столовая, помещения для обучения военному делу и коллективного молебна, многоместные казармы, арсенал, склады с продовольствием, ремонтные и оружейные мастерские, цех по сборки патронов к винтовкам БУР, операционная, оснащённая современным медицинским оборудованием, больничные палаты и тюремные камеры с кандалами. Были также предусмотрены помещения для лидеров исламско-шиитских партий. Для извлечения из горной породы питьевой воды, была пробурена глубокая скважина.

При обследовании разно-уровневых подземных помещений, группа разведчиков, в числе которых был Костёр, углубилась в длинные тоннели и обнаружила в них укрывшихся мятежников. Воины открыли по ним огонь и повергли в бегство. Когда афганские мятежники и наёмники из ряда исламских государств вышли на дневной свет с иранской территории по ним был открыт кинжальный огонь. Очевидно, после падения Кокари-Шаршари, кто-то из официальных лиц отдал приказ иранским пограничникам ликвидировать всех выходивших с афганской территории. Советские воины, ставшие свидетелями этого инцидента, прекратили преследование и возвратились по тоннелю на базу Кокари-Шаршари. Они собрали трофейное оружие, взорвали боеприпасы и убыли вертолётами на аэродром Герата. В награду за их тяжкий ратный труд, за веру, волю и победу, в свидетельство, что счастье всё же есть, ведь Кокари-Шаршари, хоть и ценою людских потерь, но всё же был взят, из транзистора в руках Костра звучала хорошо запомнившаяся воинам, песня:

…Чтобы было легче в трудный час,
Нужно верить каждому из нас,
Нужно верить каждому,
В то, что счастье есть…

…Мы желаем счастья вам,
Счастья в этом мире большом…

Услышав её, воины-разведчики с улыбкой стали громко петь:

В мире, где ветрам покоя нет,
Где бывает облачным рассвет,
Где в дороге дальней ‒ часто снится дом.

Нужно и в грозу, и в снегопад,
Чтобы чей-то добрый взгляд,
Чей-то очень добрый взгляд ‒ согревал теплом…

ГОСПИТАЛЬ ШИНДАНДА

После пяти часов, понадобившихся для эвакуации, Руст вновь пришёл в сознание. Ми-8МТ, в котором он находился, приземлился на аэродром Шинданда. На взлётно-посадочной полосе ожидала «буханка» медицинского УАЗ-452 с бригадой санитаров. Как только винты прекратили вращение, они немедля подступили с носилками к борту.

‒ Живых там вроде никого нет, ‒ высказал домёк, вышедший из кабины пилот.

Руст лежал среди плащ-палаток с убитыми афганскими военными, не подавая признаков жизни.

‒ Хотя нет! Один, вижу, шевелится, ‒ опроверг он мнение, увидев, как Руст внезапно повернулся на бок.
Санитары запрыгнули на борт и извлекли из сложенных в ряд плащ-палаток Руста первым. Уже вскоре его спешно везли на каталке по длинному коридору Шиндандского госпиталя, и он ощущал боль от глубокого остригания ногтей на руках и вставления в причинное место катетера. Руст был в трансе. Но, несмотря на его критическое состояние, бежавшая рядом медсестра, громко досаждала вопросами: «Фамилия, имя, отчество, звание, воинская часть?!» Спустя минуты он увидел белые кафельные стены операционной и ослепился от ярко светившей сверху лампы операционного светильника. Укол врача-анестезиолога на мгновенье представил Русту лик его безногого деда Ахмадуллы и вновь обратил в бессознательное состояние. Между тем, доставленному в госпиталь Шинданда Сидору, обработали рану и поместили в палату, в которой к тому времени уже проходили лечение трое бойцов-разведчиков с ампутациями коленей после подрывов на противопехотных минах в день высадки. Одного из них, у которого был разрыв паха, прошлым днём отправили срочным бортом в Союз. В Ленинграде в Высшей военно-медицинской академии им. С.М. Кирова ему сделали сложнейшую операцию и смогли сохранить детородный орган. У другого, из двух оставшихся в Шинданде разведчиков, в довесок к потерянной голени был вырван глаз. Всем троим за два дня до своего ранения, Руст оказывал первую медицинскую помощь, вытащив из-под обстрела. Через несколько суток из реанимации в эту палату перевели и самого Руста. Его состояние было тяжёлым. Врачи ампутировали ему обе голени.

ПРОШЛА НЕДЕЛЯ. Утром одного из дней на аэродром Шинданда приземлился медицинский борт-спасатель Ан-12. Чтобы проводить на дальнейшее лечение в Кабульский армейский госпиталь, лежавших на носилках Руста, Сидора, двух разведчиков, и других раненных в операции «Западня», врачи и медсёстры высыпали из госпитального модуля во двор.

‒ А тебе боец, надо запомнить главное! ‒ напутствовал Руста подошедший вплотную, оперировавший его начальник хирургического отделения Шиндандского госпиталя подполковник медицинской службы Баглай. ‒ Ранение твоё житейское, но всю дальнейшую жизнь ты обязан заниматься физкультурой, иначе раны наскоро дадут о себе знать.

‒ Буду заниматься, товарищ подполковник! ‒ твёрдо посулил Руст, поблагодарив на прощание, ‒ спасибо за ваш почётный труд!

Самолёт с ранеными взмыл в небо и спустя пару часов приземлился в Кабуле.

(Ильяс Дауди – участник Афганской войны 1979-1989 года, Герой России, общественный деятель, публицист.)

Читайте также:

Глава из романа «В круге Кундузском» 1
Глава из романа «В круге Кундузском» 2
Глава из романа «В Круге Кундузском» 3
В КРУГЕ КУНДУЗСКОМ

 

Добавить комментарий