Я не вида́л родных дедов И видеть мог едва ли Все до рождения моего они поумирали
Но я не обделён судьбой Я всё равно счастливый Был рядом дед, пусть не родной, но горячо любимый
Он был не русский, из Армян, из деревни, из народа Агван Тиграныч Григорян 26-го года
Он был герой и ветеран, такой, что прям из книжки... для всех..., а я ему кидал за шиворот ледышки.
Я про войну всё с детства знал Ведь дед без всякой лажи, мне каждый день преподавал С тарелкой манной каши.
Всё было так - он мирно пас овец у Арарата И вдруг пошла на нас немецкая армада «Чтобы ни русских ни Армян здесь не было в природе!» Но тут подъехал дед Агван и он был резко против
Подъехал правда не один Стекались словно реки туда и тысячи грузин, казахи и узбеки
Разноязыково́й толпой они в окопы сели И в тех окопах всей гурьбой мгновенно обрусели Вместо овец на этот раз другие были звери
И дед в прицел свой тигра пас Крутил хвоста пантере
По-русски сразу с ним общение шло не идеально Но фразу «башню сорвало» он понимал буквально
Я с дедом мог тарелки три съедать той самой каши Внимая, как они пошли на запад пешим маршем И как всегда в который раз в итоге накидали
А дальше шёл такой рассказ, как в слёзном сериале: «Берлин, Апрель, земля дрожит, снаряды, пули градом!» И дед по улице бежит с трофейным автоматом Кругом разбитые дома, как гор кавказских гребень
С собой у деда пять гранат Вдруг глядь, на куче щебня, лежит, скулит от страшных ран Один, как щепка в шторме, такой же как и он пацан, Но лишь в немецкой форме
И тычет деду на окно, руками объясняет, Что он у дома своего лежит и помирает, Что там родители его, что он Берлинский местный Его войною домело до своего подъезда
И дед поверх своих поклаж, хоть был не сильный самый Взвалил его и на этаж, туда, где папа с мамой. Где взрывом балку повело, где те́плица лампада «Встречайте, фрау, своего, немецкого солдата!»
Дед, говоря про этот миг, вдруг сразу изменялся Про страшный материнский крик, про то как там остался Как в кухне где горел шандал, воды ему нагрели Как с грязью ненависть смывал за годы и недели
Как спал на белых простынях среди войны и ада И видел сны о мирных днях в долине Арарата Как утром снова он пошёл к победной близкой дате Услышав сзади – «Данке Шён», ответив им – «Прощайте»
Тут я перебивал всегда, дослушивал едва ли «Дедуня, что-за ерунда, давай, как вы стреляли Давай, как ты горел в огне, чуть не погиб на мине» Не интересно было мне про простыне в Берлине
Но дед что-то замолкал, шёл за добавкой каши И кашу снова в рот толкал, чтоб стал быстрей я старше И уж нет, а я большой, и вдруг я докумекал В тот день был самый главный бой – За звание Человека!
